Говорят, сегодня по телевизору сказали, что можно подать дополнительную заявку на поиск пропавших во время Великой Отечественной войны, сам я этого не слышал, но несколько родственников мне об этом написали. Попытаюсь, так как сегодня нашлись новые данные.

У меня на войне пропали два прадеда — прадед со стороны мамы, Степан Павлович Стрелков сгинул в фашистких лагерях где-то ближе к концу войны, а судьба Старостина Фёдора Николаевича, прадеда со стороны папы, до сих пор не ясна — известно только, что он был убит, но где воевал и где похоронен — вопрос.

Из его детей в живых осталась одна двоюродная бабушка, которая помнит только разговоры родственников о том, что после войны к ним заходил в гости кто-то воевавший с прадедом. Боец рассказывал, что при отступлении наткнулся на него на поле боя, раненного в голову: «Смотрю — ба, Федька Старостин лежит».

Естественно, была похоронка, её вручили одной из дочерей прадеда 5 июня 1947, но она сгорела в пожаре вместе со многими другими вещами.

«Протокол собрания религиозн. гражд. договор, списки служителей религиозного культа и членов религиозной общины пр. Ст. Письмянки», 1923—1926 гг.

В попытке узнать хоть какие-то дополнительные подробности, несколько лет назад я писал в военкомат, куда его призывали, но они прислали только дату, с которой он считается пропавшим без вести, якобы других данных у них нет.

Так же я пытался установить место захоронения Фёдора Николаевича по базе ОБД «Мемориал», но и тут не повезло — нашлось четыре вероятных места, слишком много.

Так как база «Мемориала» постоянно дополняется разными архивным документами, то каждый год в День Победы я захожу на их сайт в надежде, что появились какие-то новые материалы.

В этом году появилось действительное кое-что стоящее: всплыл документ, где есть указание на «Д-8, стр. 16, №13», видимо «Д-8» — «дело №8», где должна быть какая-то дополнительная информация. Возможно, это часть почему-то закрытого от просмотра дела №11003628, хранящегося в военкомате Республики Татарстан, которое тоже обнаружилось только сегодня.

Попробую запросить это всё, только разберусь как и куда писать.

Давно не занимался исследованием собственной родословной, как я уже писал — решил подождать, пока машины не начнут читать рукописный почерк и не оцифруют рукописные архивы. Полагаю это случится довольно скоро, тогда такие исследования можно будет проводить с меньшими временными затратами.

Из-за этой паузы пропустил появление в открытом доступе портала, посвященного Первой мировой войне с поиском по карточкам воевавших.

Мой вероятный родственник, думаю сын Алексея Прохоровича Шапкина, у меня с ним общий прямой предок

Особенно это ценный источник для тех населённых пунктов, которые плохо представлены в архивах из-за своих размеров. Например, мне было очень тяжело исследовать небольшое сельцо Новое Исаково, откуда произошли некоторые мои предки, а тут нашлись сразу несколько карточек, которые могли бы, возможно, где-то и помочь.

Я, правда, никаких новых открытий для себя не сделал, поскольку все мои ветки ушли гораздо дальше Первой мировой, но возможно кому-то этот новый портал поможет. То, что такие вещи появляются, хорошая, правильная тенденция.

К «милитаристской» версии происхождения моей фамилии от большого, крупного Степана, вероятно вояки (все предки по этой линии в глубину, сколько известно, — военные, однодворцы), неожиданно добавилась ещё одна.

В книге Бертиля Бертильевича Вагнера «Карта рассказывает: Природа и история, имена и судьбы в географических названиях Подмосковья» встретилось такое:

Форма имён с суффиксом -ищ(е) использовалась в старину применительно к священникам (в документах встречаются порой такие сочетания, как «поп Иванище». Подобная форма имела в те времена не увеличительный, как сейчас (кусок — кусище), а уважительный оттенок.

Не знаю откуда черпал свои познания Бертиль Бертильевич, но в словаре Даля легко найти подтверждение его слов.

«Иллюстрированный толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля (М.: ОЛМА Медиа Групп, 2012)

Попы с таким прозванием легко находятся в разнообразных источниках. Вот пример из «Книги кириллической печати в хранилищах Республики Карелия (1569—1830 гг.)»:

Лѣта 7168-го (1659) году декября въ 4 день положила сию книгу глаголемую Шестоднев с Москвы вдовая попадья Ѯния Савичьна Николского погоста Андомския волости въ выставку в Замошье на новое строение во храмъ Воскресение Христово по своих родителех. А по тои книги служба служитъ божественая, а родителеи ея Оѯниных поминать по вся суботы, а книгу подписал по еи Оѯнину вѣлению Воскресенской поп Степанище Ѳотиев, а в мире был поп у тое церкве Воскресения Христова служил и родителеи еи Ѯнии поминал двенатцать годовъ и сын ево поп Лариѡн Степанов таже поминает.

Или вот ещё более древнее (за 24 декабря 1605 года) место второго тома «Свода письменных источников по истории Рязанского края XIV—XVII вв»:

А выпист писал Демьянова вдовой поп Степанище, лета 7114-го году.

Таким образом не исключено, что предком Степанищевых был некий священнослужитель по имени Степанище, проживавший в 15—16 века (на основе экстраполяции численности) на территории Центральной России (большинство Степанищевых в прошлые века встречались именно там).

Когда только начинаешь заниматься составлением своего родового дерева, очень пугают неточности в архивных бумагах — записях о рождении, браке, смерти. Находишь своих предков, а в другом документе, который на десять лет старше, возраст не бьётся. Беспокоишься — как же так? Может это другие люди? Не может же быть таких ошибок в официальных записях?

Может, ещё как. При регистрации путали похожие имена (Мария, Марина), возраст смерти нередко писали «на глазок» (люди и сами точно не знали сколько им лет, родственники тем более), а иногда на бумаге трудно было корректно отделить одного члена семьи от другого (я встречал семьи, где было три Ивана — отец и два сына, все живые на время записи).

Цитата из свежепрочитанной книги на тему того как просто обходились с регистрацией браков, рождений и смертей в одном из советских сёл Осетии:

Не только регистрации детей, но и свидетельства о смерти выписывались нужным числом, а не по самому факту. Если так было удобно родственникам, то как можно им отказать? […]

В селе факт официальной регистрации не считался значимым документом. Важнее этой бумажки было объявление в газете, сам факт торжества и свидетельства родственников. В ЗАГС вообще молодые могли не прийти, поскольку сто пятьдесят свидетелей, гулявших на свадьбе, с легкостью могли подтвердить законность союза. Опять же, если старейшины села говорили, что брак был, то это считалось железобетонным доказательством, как сейчас — анализ ДНК. Если старейшины сомневались и не могли припомнить, сколько баранов было зарезано на ту свадьбу, то тут ни один официальный орган не доказал бы законность брака.

— Маша Трауб «Моя бабушка — Лермонтов»

Мама в комплект к бумаге о моём рождении нашла ещё один удивительный артефакт — мои бирки из роддома. Там мама записана ещё с девичьей своей фамилией — Миронова (не успела к тому времени поменять).

Остальные надписи рассмотреть чуть сложнее — «род. 13/IX в 6 ч. 3?» (вроде должно быть в 6:30), «М3⁶⁰⁰» (это пол и вес). С обратной стороны на большой бирке есть ещё «к16 п-4» и подпись. Очевидно «койка 16, палата №4».

Наверное можно с небольшой натяжкой считать, что я родился под другой фамилией — Миронов. Чего только о себе не узнаешь в 40 лет.

Мироновы, кстати, у меня довольно изученная фамилия, проработаны с начала 18 века, более ранних документов архивах нет. Самый дальний известный предок по этой ветке — Егор Фёдорович, житель Письменской (sic) Ясашной слободы, родился в 1735 году, умер в один год с женой — в 1791, возможно это был несчастный случай или эпидемия.

Его потомок, мой прапрапрапрапрадед Мирон Егорович (1764—1841) переехал из своего родного села в Новую Письмянку — вероятно вскоре после её образования, а позже, в 1955-м Новая Письмянка стала городом Лениногорском — моей малой родиной.

Мирон Егорович, кстати, является родоначальником фамилии — у меня этот момент хорошо прочерчивается, когда стали раздавать фамилии, многие взяли как фамилию имя прадеда или прабабки. Так в моём дереве появились Мироновы, Онуфриевы, Евдокимовы, Меркуловы и Макридины (Макрида — женское имя).

Попутно замечу, что из этого факта можно сделать интересный вывод. У Мирона есть два известных мне брата — Григорий и Нефёд, скорее всего их потомки взяли фамилии свои́х прадедов и стали Григорьевыми и Нефёдовыми. Может я их каждый день встречал на улицах родного города и даже подумать не мог, что они могли бы быть моими родственниками.

Процентное соотношение вклада различных народов в мою ДНК

Несколько лет назад я сдал свою ДНК на анализ. Как следствие — примерно раз в месяц мне падает в почту письмо о совпадении по ДНК с различными незнакомыми людьми, а так же некоторое количество инфографики.

Как видно на картинке выше, в основном мои предки — выходцы из Европы.

Я без понятия кто у меня из предков был эскимос, а часть южноазиатских генов — это определённо влияние Кандауровых, тюркской фамилии. Правда Кандауровы давно обрусели — по меньшей мере до 16-го века в ней имена из святцев, а более отдалённые в доступных сейчас мне бумагах не сохранились. Поэтому 1,9 процента они в одиночку обеспечить не могут.

Оказывается 1,9 процента — это довольно много. Например, если не исключать адюльтер какой-нибудь прапрапра- с заежим чистокровным гостем из Азии, то ближайший предок, который мог дать 1,9% вклада отстоит от меня всего-то на каких-то шесть поколений: уравнение 100/(2↑x) ≤ 1,9 решается при x ≥ 5,71786…, совсем недалеко.

Ещё одно упоминание Дыбониных — в четвёртом фонде самарского архива

У меня несколько лет назад в дереве завелись Дыбонины — один из моих многочисленных прапрапрапрапрадедов носил, как оказалось, такую фамилию. Я очень хотел, чтобы у меня в дереве появилась какая-нибудь уникальная фамилия, и вот — появилась, но что-то слишком уникальная.

Никак не могу найти откуда же они появились, напряг курских исследователей — всё-таки этот регион заселялся выходцами оттуда, но и они не смогли помочь — поиск по фамилии ничего не дал.

Поэтому каждая бумага с этой фамилией у меня на вес золота. И вот недавно в самарском архиве нашлась запись о смерти отставного рядового Петра Фёдоровича Дыбонина — брата моего прапра-, умер он 19 (31) марта 1894 года «от старости» — такая причина смерти записана.

Это хорошо, что фамилия ещё где-то всплывает, значит не ошибка, но интересно то, что в 1894 году Пётр помер как Дыбонин, а уже следующее поколение помирает с фамилией «Шапкин». То ли концепция фамилии была настолько чужда тем моим предкам, что они её утратили за одно поколение (никогда не слышали от старшего поколения, например), то ли она их чем-то не устроила, непонятно.

Мои загадочные предки — Матфей Тимофеевич и Стефан Матфеевич

А вот, например, странная вещь, которая не даёт мне покоя. Есть у меня такая ветка — Стрелковы/Шапкины, я о них писал буквально недавно.

Стефан на рисунке выше — мой прямой предок, прапрапрадед, родился по Бугульмой, в деревне Старое Чирково. Странность в том, что его зовут именно Стефан, а отца — Матфей, оба через «ф», хотя рядом навалом Матвеев и Степанов — записи об их крещении на соседних страницах.

С одной стороны, спасибо — так гораздо проще устанавливать родство. С другой стороны — откуда такое различие? Как версия — возможно мои предки с этой стороны не русские, а например обрусевшие поляки.

Продолжая версию — там Солдатская Письмянка недалеко, одна её сторона называлась в те времена «Панской», может они оттуда? Фамилия «Стрелковы» может указывать на военное происхождение.

Выписка о бракосочетании из метрической книги деревни Новое Исаково

Я как-то упоминал три года назад, что у меня есть предок, который, как мне кажется, не разобрался в концепции фамилий в своё время. Он сам и часть его детей какое-то время записывались под фамилией жены — Шапкины, а позже он получил собственную фамилию — Стрелков.

На скриншоте выше выписка за 1907 год, где косвенно упомянута смена парадигмы — мой двоюродный прадедушка Василий Павлович записан сразу под двумя фамилиями.